Неточные совпадения
Он не слыхал,
Как подымался жадный вал,
Ему подошвы подмывая,
Как дождь ему в
лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг
сорвал.
Она, видимо, много плакала, веки у нее опухли, белки покраснели, подбородок дрожал, рука дергала блузку на груди;
сорвав с головы компресс, она размахивала им, как бы желая, но не решаясь хлестнуть Самгина по
лицу.
Лицо Владимира Лютова побурело, глаза, пытаясь остановиться, дрожали, он слепо тыкал вилкой в тарелку, ловя скользкий гриб и возбуждая у Самгина тяжелое чувство неловкости. Никогда еще Самгин не слышал, не чувствовал, чтоб этот человек говорил так серьезно, без фокусов, без неприятных вывертов. Самгин молча налил еще водки, а Лютов,
сорвав салфетку
с шеи, продолжал...
— Вот мы и у пристани! Если вам жарко — лишнее можно снять, — говорил он, бесцеремонно сбрасывая
с плеч сюртук. Без сюртука он стал еще более толстым и более остро засверкала бриллиантовая запонка в мягкой рубашке.
Сорвал он и галстук, небрежно бросил его на подзеркальник, где стояла ваза
с цветами. Обмахивая платком
лицо, высунулся в открытое окно и удовлетворенно сказал...
Только на Варшавском вокзале, когда новенький локомотив, фыркнув паром, повернул красные, ведущие колеса, а вагон вздрогнул, покатился и подкрашенное
лицо матери уродливо расплылось, стерлось, — Самгин, уже надевший шапку, быстро
сорвал ее
с головы, и где-то внутри его тихо и вопросительно прозвучало печальное слово...
Климу показалось, что у веселого студента подгибаются ноги; он поддержал его под локоть, а Маракуев, резким движением руки
сорвав повязку
с лица, начал отирать ею лоб, виски, щеку, тыкать в глаза себе.
Косые глаза его бегали быстрее и тревожней, чем всегда, цепкие взгляды как будто пытались
сорвать маски
с ряженых. Серое
лицо потело, он стирал пот платком и встряхивал платок, точно стер им пыль. Самгин подумал, что гораздо более к
лицу Лютова был бы костюм приказного дьяка и не сабля в руке, а чернильница у пояса.
В глазах Самгина все качалось, подпрыгивало, мелькали руки,
лица, одна из них
сорвала с него шляпу, другая выхватила портфель, и тут Клим увидал Митрофанова, который, оттолкнув полицейского, сказал спокойно...
Подбежав к кусту сирени, она
сорвала с него две ветки белой, уже осыпавшейся сирени и, хлопая себя ими по разгоряченному
лицу и оглядываясь на него, бойко размахивая перед собой руками, пошла назад к играющим.
— Поведете? — спросила мать, вставая;
лицо у нее побелело, глаза жутко сузились, она быстро стала
срывать с себя кофту, юбку и, оставшись в одной рубахе, подошла к деду: — Ведите!
Огромный Шарап, взмахивая густою гривой, цапал ее белыми зубами за плечо,
срывал шелковую головку
с волос, заглядывал в
лицо ей веселым глазом и, встряхивая иней
с ресниц, тихонько ржал.
На полупьяном
лице его как бы написано: «Ужо я
сорву с тебя, шельма!», да и самый палец имеет вид знамения победы.
Вот тут на берегу,
лицом к реке, следует выстроить новый дом,
с башенками, балконами, террасами, и весь его утопить в зелени кустарников и деревьев; обрывистый берег
срыть и между домом и рекой устроить покатость, которую убрать газоном, а по газону распланировать цветник; сзади дома, параллельно
с прудом, развести изящный молодой парк, соединив его красивым мостом через пруд
с старым парком.
Действительность отрезвила Лушу. Инстинктивным движением она
сорвала с шеи чужие кораллы и торопливо бросила их на зеркало. Молодое
лицо было залито краской стыда и досады: она не имела ничего, но милостыни не принимала еще ни от кого. Да и что могла значить какая-нибудь коралловая нитка? Это душевное движение понравилось Раисе Павловне, и она
с забившимся сердцем подумала: «Нет, положительно, эта девчонка пойдет далеко… Настоящий тигренок!»
Поведение Андрея явно изменило судей, его слова как бы стерли
с них что-то, на серых
лицах явились пятна, в глазах горели холодные, зеленые искры. Речь Павла раздражила их, но сдерживала раздражение своей силой, невольно внушавшей уважение, хохол
сорвал эту сдержанность и легко обнажил то, что было под нею. Они перешептывались со странными ужимками и стали двигаться слишком быстро для себя.
«Пти-ком-пё», — говорю, и сказать больше нечего, а она в эту минуту вдруг как вскрикнет: «А меня
с красоты продадут, продадут», да как швырнет гитару далеко
с колен, а
с головы
сорвала косынку и пала ничком на диван,
лицо в ладони уткнула и плачет, и я, глядя на нее, плачу, и князь… тоже и он заплакал, но взял гитару и точно не пел, а, как будто службу служа, застонал: «Если б знала ты весь огонь любви, всю тоску души моей пламенной», — да и ну рыдать.
Он вошел к Кириллову, имея вид злобный и задорный. Ему как будто хотелось, кроме главного дела, что-то еще лично
сорвать с Кириллова, что-то выместить на нем. Кириллов как бы обрадовался его приходу; видно было, что он ужасно долго и
с болезненным нетерпением его ожидал.
Лицо его было бледнее обыкновенного, взгляд черных глаз тяжелый и неподвижный.
— Будешь, — сказал Ситанов и пошел на него, глядя в
лицо казака пригибающим взглядом. Капендюхин затоптался на месте,
сорвал рукавицы
с рук, сунул их за пазуху и быстро ушел
с боя.
Встречая в зеркале своё отражение, он видел, что
лицо у него растерянное и унылое, глаза смотрят виновато, ему становилось жалко себя и обидно, он хмурился, оглядываясь, как бы ища, за что бы взяться, чем
сорвать с души серую, липкую паутину.
И полупомешанная на амурах девица вся в волнении закрыла
лицо руками; потом вдруг вскочила
с своего места, порхнула к окну,
сорвала с горшка розу, бросила ее близ меня на пол и убежала из комнаты.
Быстро купцы потянулись станицами,
Немцев ползут миллионы,
Рвутся издатели
с жадными
лицами,
Мчатся писак эскадроны.
Все это мечется, возится, носится,
Точно пред пиршеством свадьбы,
С уст же у каждого так вот и просится
Только —
сорвать бы,
сорвать бы…
Приплясывая, идет черноволосая генуэзка, ведя за руку человека лет семи от роду, в деревянных башмаках и серой шляпе до плеч. Он встряхивает головенкой, чтобы сбросить шляпу на затылок, а она всё падает ему на
лицо, женщина
срывает ее
с маленькой головы и, высоко взмахнув ею, что-то поет и смеется, мальчуган смотрит на нее, закинув голову, — весь улыбка, потом подпрыгивает, желая достать шляпу, и оба они исчезают.
Началась борьба, возня, но — вдруг вся серая, пыльная толпа зрителей покачнулась, взревела, взвыла, хлынула на рельсы, — человек в панаме
сорвал с головы свою шляпу, подбросил ее в воздух и первый лег на землю рядом
с забастовщиком, хлопнув его по плечу и крича в
лицо его ободряющим голосом.
При напоминании о дочери прибаутки и улыбки исчезали у сапожника, — точно ветер осенний сухие листья
с дерева
срывал. Жёлтое
лицо его вытягивалось, он сконфуженным, тихим голосом говорил...
Первые ряды кресел занимали знаменитости сцены и литературы, постоянные посетители Кружка, а по среднему проходу клубочком катился, торопясь на свое место, приземистый Иван Федорович Горбунов, улыбался своим лунообразным, чисто выбритым
лицом. Когда он приезжал из Петербурга, из Александринки, всегда проводил вечера в Кружке, а теперь обрадовался увидеть своего друга,
с которым они не раз
срывали лавры успеха в больших городах провинции — один как чтец, другой как рассказчик и автор сцен из народного быта.
Помнит, что кого-то ударил по
лицу,
с кого-то
сорвал сюртук и бросил его в воду, и кто-то целовал ему руки мокрыми, холодными губами, гадкими, как лягушки…
— От Полины!.. — вскричал Рославлев. Он,
сорвав печать, развернул дрожащей рукою письмо. Холодный пот покрыл помертвевшее
лицо его, глаза искали слов… но сначала он не мог разобрать ничего: все строчки казались перемешанными, все буквы не на своих местах; наконец,
с величайшим трудом он прочел следующее...
Другие рабочие представляли свои резоны, а Гарусов свирепел все больше, так что
лицо у него покраснело, на шее надулись толстые жилы и даже глаза налились кровью.
С наемными всегда была возня. Это не то, что свои заводские: вечно жалуются, вечно бунтуют, а потом разбегутся. Для острастки в другой раз и наказал бы, как теперь, да толку из этого не будет. Завидев монастырского дьячка, Гарусов захотел на нем
сорвать расходившееся сердце.
Думал я, что ослышался, но она
сорвала с себя какой-то халатик и встала на ноги, покачиваясь. Смотрю на Антония; он — на меня… Сердце моё нехорошо стучит, и барина этого несколько жаль: свинство как будто не к
лицу ему, и за женщину стыдно.
Он смотрел ей в
лицо и, нервозно покручивая бородку, искал таких возражений, которые сразу
сорвали бы
с её ума эту грубую пелену пыли.
Санки летят как пуля. Рассекаемый воздух бьет в
лицо, ревет, свистит в ушах, рвет, больно щиплет от злости, хочет
сорвать с плеч голову. От напора ветра нет сил дышать. Кажется, сам дьявол обхватил нас лапами и
с ревом тащит в ад. Окружающие предметы сливаются в одну длинную, стремительно бегущую полосу… Вот-вот еще мгновение, и кажется — мы погибнем!
С мужчин
срывали часы, нагло,
лицом к
лицу, запускали руку в карманы и вытаскивали бумажники,
с женщин рвали цепочки, браслеты, фермуары, даже вырывали серьги из ушей, не говоря уже о шалях и бурнусах, которые просто стягивались
с плеч, причем многие даже сами спешили освободиться от них, из боязни задушиться, так как застегнутый ворот давил собою горло.
Мужчина поднялся, вытянулся во весь рост и
сорвал с себя маску. Открыв свое пьяное
лицо и поглядев на всех, любуясь произведенным эффектом, он упал в кресло и радостно захохотал. А впечатление действительно произвел он необыкновенное. Все интеллигенты растерянно переглянулись и побледнели, некоторые почесали затылки. Евстрат Спиридоныч крякнул, как человек, сделавший нечаянно большую глупость.
Федор Павлович отпрягает пристяжных и дает мне держать; я держу их за холодные, грязные повода, а они, норовистые, пятятся назад, ветер хочет
сорвать с меня одежу, дождь больно бьет в
лицо.
И ворча про себя, повел народ Сухого Мартына на третий путь: на соседнюю казенную землю. И вот стал Мартын на прогалине, оборотясь
с согнутою спиной к лесничьей хате, а
лицом — к бездонному болоту, из которого течет лесная река;
сорвал он
с куста три кисти алой рябины, проглотил из них три зерна, а остальное заткнул себе за ремешок старой рыжей шляпы и, обведя костылем по воздуху вокруг всего леса, топнул трижды лаптем по мерзлой груде и, воткнув тут костыль, молвил...
Форова быстро
сорвала с коленей моток ниток, швырнула его от себя далеко прочь, в угол, и, закрыв руками
лицо, начала тихо всхлипывать.
Парень приподнялся, подпрыгнул,
сорвал с дерева одно яблоко и подал его девке. Но парню и его девке, как и древле Адаму и Еве, не посчастливилось
с этим яблочком. Только что девка откусила кусочек и подала этот кусочек парню, только что они оба почувствовали на языках своих жестокую кислоту, как
лица их искривились, потом вытянулись, побледнели…не потому, что яблоко было кисло, а потому, что они увидели перед собою строгую физиономию Трифона Семеновича и злорадно ухмыляющуюся рожицу Карпушки.
Меня пьяные матросы били по щекам, плевали в
лицо,
сорвали с меня погоны, Владимира
с мечами.
Брань и ощущение разрыва в груди так взволновали его, что, уходя из театра, он забыл смыть
с лица грим и только
сорвал бороду.
Твердой поступью взошла она на роковой помост. Простая одежда придавала еще больший блеск ее прелестям. Один из палачей
сорвал с нее небольшую епанчу, покрывавшую грудь. Стыд и отчаяние овладели молодой женщиной. Смертельная бледность покрыла ее прелестное
лицо. Слезы хлынули градом из прекрасных глаз. Ее обнажили до пояса, ввиду любопытного, но молчаливого народа.
— Зачем? Затем, чтобы я мог бросить ей мое презрение и
сорвать с ее
лица маску детской чистоты. О, подлая женщина!
Нимало; я действительно знаю, как один юнкер или корнет из малороссов, явясь к графу Аракчееву на ординарцы, пошел в гору от того, что
сорвал улыбку
с его угрюмого
лица молодецким пристуком шпор, так что пол задрожал и звук их раздался на всю приемную.
Когда Павел вышел на опушку, ветер чуть не
сорвал с него шапку и властно ударил его в
лицо холодом, свежестью и запахом ржи.